Я потому и сфотографировала, что эта порода по сути грустный цветок. Негритянка, группа jackmanii. А белых много. У меня стена подпорная затянута горным белым, и у пруда ивы он оплел. Тошно мне. Мы, русские, получаемся рассеянная нация. По всему миру пристроились, и – как-то получила статистику, в начале 90х – самая благополучная из эмигрантских наций по США, Австралии, Латинской Америке. Средний класс, хорошие профессии, нет брошенных детей, церковная община с крепкими устоями. Что ж мы на 6ой части земного шара столетие ужиться не можем? Росла со словами уцелевшей в мясорубке сталинщины родни «мы – разделенная нация. Надо сойтись с народом, надо их понять». В ранней юности, мне было 14-15, на журфиксе высказалась, что я теперь ничем своему народу не виновата. Вы меня учили, что были образованны, породисты, обеспеченны, потому и потерпели, и надо нести свои кресты, и служить народу и Родине, и вот когда-нибудь этот народ возвысится, поймет, оценит, и мы все дружно, рука в руке, дойдем в светлое будущее. А я как раз нашла у Саши Черного в какой-то пореволюционной чудом уцелевшей брошюрке «наши предки лезли в клети и шептали…» Осудили меня за недостойное чувство неравенства со своим народом, недостаток почтения к людям, малую любовь к населению России, etc. Потом поступала в ВУЗ, в графе пишешь «из служащих», да еще отец – указать нельзя, и не указывать – гэбьё не дремлет, бздят, сволочи-каты. Написала, как в 30ке учили «в настоящее время сведений не имею». И опять Коке вставила на ее «ты русская девочка, ты должна служить своему народу - «а я и есть народ, я начала с минуса, а дети рабочих имеют предо мной преимущество, так что никому я из них не должна ничегошеньки. Это теперь такая же моя страна, как и их». Вспомнила первую дачу, там контингент был с Балтийского и Обуховского завода, их подначки «у этой интелиХенцыи ничего не вырастет». Бегали – через забор заглядывали. И потом, через три года, их же пристыженное «ну ты баба-молоток. У нас такого нету». Потом донос накатали, что я почву таскаю из соседнего болотца. Приехал чиновник из района, посмотрел на мой участок, а действительно у меня 9 соток были уже на 30 см выше, чем у соседей, и укорил «ну вы сволочи, что от зависти не придумаете. Не могла баба столько вытаскать. У нее кучи компостные, а у вас столы для забивания козла» А я действительно перетаскала торф с болотца. Но видимо мамины слова оказались сильней моих собственных рассуждений. Вот и знаю, что не виновна, а все равно – общий русский грех. И крест. И когда это кончится. В Риге у меня родственник есть – капитан в Рижском порту, один из сыновей моего деда. Его сын там же художник, видела как-то приглашения на выставку. Внук – вроде программист. Я бы съездила, пообщалась, да из-за подонков газпромовских да махинаций с выборами времени нет. Мотаюсь в Европу по делам. С юристами работаю. Вот так и трачу жизнь на путину сволоту. Киев моя мама любила. А ее – украинцы, потому что ей сказочно повезло в студенческой юности – она была ученицей Андрея Созонтовича Лазаренко.
И дети, и муж поддержали меня в драке за Охтинский мыс, с фальсификаторами выборов, за шанс выжить онкобольным детям (и взрослым) в 31ой больнице. Потому что есть предел, за которым нельзя брезгливо отстраняться. А я все думаю – не правильно. Не должны они воевать, это же мы им оставляем разоренную разваленную страну с оккупантами в каждом чинушном кресле. Это наша вина. Как же так вышло? Я же помню эту мелкую уголовную сволочь, взяточника, шныря при уголовниках. Он иногда ездил к моему соседу – так мы шутили, что надо бы запретить таскаться всяким шлюхам. Еще кто-то увидел завозимую собчаку – ну и обсуждали на общем собрании, потом кто-то из мужиков сказал, что шлюх-то себе возят – не стоит для этой делать исключение. Лишь бы по улицам не таскалась. И все было смехом. А стало грехом. И я вспоминаю историю, как польские женщины в Аушвице кинулись на перрон растаскивать еврейских детей из подошедшего под разгрузку состава. Полегли с пулями в хребтах, но кому-то удалось унести ребенка. Они ж не героини были. Но есть вещи, которые нельзя просто видеть. Вот и Россия докатилась до ситуации, которую нельзя вынести. Как мы проглядели?
Мразью мелкой был – стал крупным уголовником. По одному из преступлений, которому хуйло пособничал – развал и разворовывание БМП. У моей невестки отец работал в Морском порту, плавал в загранку в СССР. Когда начали приХватизировать, он возражал – не допускал, чтобы воровали. В ноябре «упал» за борт у причала и «утонул». Ее мать ничего не могла сделать – в порту убивали за вопросы. Она пошла работать, вытащила дочку - дала ей образование. И это только одно из делишек хуйла.
Я потому и сфотографировала, что эта порода по сути грустный цветок. Негритянка, группа jackmanii.
ОтветитьУдалитьА белых много. У меня стена подпорная затянута горным белым, и у пруда ивы он оплел.
Тошно мне.
Мы, русские, получаемся рассеянная нация. По всему миру пристроились, и – как-то получила статистику, в начале 90х – самая благополучная из эмигрантских наций по США, Австралии, Латинской Америке. Средний класс, хорошие профессии, нет брошенных детей, церковная община с крепкими устоями.
Что ж мы на 6ой части земного шара столетие ужиться не можем?
Росла со словами уцелевшей в мясорубке сталинщины родни «мы – разделенная нация. Надо сойтись с народом, надо их понять». В ранней юности, мне было 14-15, на журфиксе высказалась, что я теперь ничем своему народу не виновата. Вы меня учили, что были образованны, породисты, обеспеченны, потому и потерпели, и надо нести свои кресты, и служить народу и Родине, и вот когда-нибудь этот народ возвысится, поймет, оценит, и мы все дружно, рука в руке, дойдем в светлое будущее.
А я как раз нашла у Саши Черного в какой-то пореволюционной чудом уцелевшей брошюрке «наши предки лезли в клети и шептали…»
Осудили меня за недостойное чувство неравенства со своим народом, недостаток почтения к людям, малую любовь к населению России, etc.
Потом поступала в ВУЗ, в графе пишешь «из служащих», да еще отец – указать нельзя, и не указывать – гэбьё не дремлет, бздят, сволочи-каты. Написала, как в 30ке учили «в настоящее время сведений не имею».
И опять Коке вставила на ее «ты русская девочка, ты должна служить своему народу - «а я и есть народ, я начала с минуса, а дети рабочих имеют предо мной преимущество, так что никому я из них не должна ничегошеньки. Это теперь такая же моя страна, как и их».
Вспомнила первую дачу, там контингент был с Балтийского и Обуховского завода, их подначки «у этой интелиХенцыи ничего не вырастет». Бегали – через забор заглядывали. И потом, через три года, их же пристыженное «ну ты баба-молоток. У нас такого нету». Потом донос накатали, что я почву таскаю из соседнего болотца. Приехал чиновник из района, посмотрел на мой участок, а действительно у меня 9 соток были уже на 30 см выше, чем у соседей, и укорил «ну вы сволочи, что от зависти не придумаете. Не могла баба столько вытаскать. У нее кучи компостные, а у вас столы для забивания козла»
А я действительно перетаскала торф с болотца.
Но видимо мамины слова оказались сильней моих собственных рассуждений. Вот и знаю, что не виновна, а все равно – общий русский грех. И крест. И когда это кончится.
В Риге у меня родственник есть – капитан в Рижском порту, один из сыновей моего деда. Его сын там же художник, видела как-то приглашения на выставку. Внук – вроде программист. Я бы съездила, пообщалась, да из-за подонков газпромовских да махинаций с выборами времени нет. Мотаюсь в Европу по делам. С юристами работаю. Вот так и трачу жизнь на путину сволоту.
Киев моя мама любила. А ее – украинцы, потому что ей сказочно повезло в студенческой юности – она была ученицей Андрея Созонтовича Лазаренко.
И дети, и муж поддержали меня в драке за Охтинский мыс, с фальсификаторами выборов, за шанс выжить онкобольным детям (и взрослым) в 31ой больнице. Потому что есть предел, за которым нельзя брезгливо отстраняться.
ОтветитьУдалитьА я все думаю – не правильно. Не должны они воевать, это же мы им оставляем разоренную разваленную страну с оккупантами в каждом чинушном кресле. Это наша вина.
Как же так вышло? Я же помню эту мелкую уголовную сволочь, взяточника, шныря при уголовниках. Он иногда ездил к моему соседу – так мы шутили, что надо бы запретить таскаться всяким шлюхам. Еще кто-то увидел завозимую собчаку – ну и обсуждали на общем собрании, потом кто-то из мужиков сказал, что шлюх-то себе возят – не стоит для этой делать исключение. Лишь бы по улицам не таскалась.
И все было смехом. А стало грехом.
И я вспоминаю историю, как польские женщины в Аушвице кинулись на перрон растаскивать еврейских детей из подошедшего под разгрузку состава. Полегли с пулями в хребтах, но кому-то удалось унести ребенка. Они ж не героини были. Но есть вещи, которые нельзя просто видеть.
Вот и Россия докатилась до ситуации, которую нельзя вынести. Как мы проглядели?
Мразью мелкой был – стал крупным уголовником.
ОтветитьУдалитьПо одному из преступлений, которому хуйло пособничал – развал и разворовывание БМП. У моей невестки отец работал в Морском порту, плавал в загранку в СССР. Когда начали приХватизировать, он возражал – не допускал, чтобы воровали. В ноябре «упал» за борт у причала и «утонул».
Ее мать ничего не могла сделать – в порту убивали за вопросы. Она пошла работать, вытащила дочку - дала ей образование.
И это только одно из делишек хуйла.