http://olga-andronova.livejournal.com/38330.html
Потом полевые работы перенесли в Центрально-лесной государственный заповедник в Тверской (Калининской) области. Там сотрудники ЦЛГЗ и приезжие из университетов Ленинградского, Московского и пр. жили по избам. Избы были разные – с дырами и более-менее приличные. Жила там молодежь, набиравшая материалы на диссертацию. Большинство набирало и возвращалось в столицы. Некоторые оставались – свобода, голоса по радио слышны, тишина без партийной опёки. Для понимания ситуации расскажу о деревне.
Деревня искони была своеобразная, потому что стояла на границе Московского и Тверского княжеств. Через нее ходили войска, что впрямую отражалось на благосостоянии ее населения. Селились там бегуны от своих властей волостей/областей.
В 19м-20м веке там уже был некий заповедник для изучения природы, проложены специальные просеки, одна из них носила фамилию директора – немца, был небольшой музей с заспиртованными экспонатами.
В войну, как только немцы появились в деревне, жители ломанули в музей, разнесли там все к ебеней матери и выпили спирт из склянок с экспонатами. Потом начали бегать к поставленному немцами главе с доносами друг на друга, при этом на обысках таскали что могли себе как доносчику (мама нас с братом учила, что доносчику – первый кнут, ссылаясь на старомосковские уложения).
Были партизаны – как не быть? Мария Федоровна, продавщица в местном сельпо, у которой мама брала для нас молоко, рассказывала, как в войну к ее матери, оставшейся с детьми на руках, периодически наведывались то немцы, то партизаны – за продуктами. Обирали одинаково и те и другие. Для детей оставалось немного. Она залезала на печь, обкладывалась детьми и отбивалась от обеих воюющих сторон. Партизаны еще и ругали – за то, что продукты отдавала без радости.
После войны в эту деревню почему-то стягивались различные перекати-поле. Мужик, 14летним пацаном предавший наш партизанский отряд. Он был крив на один глаз – командир отряда, отстреливаясь от немцев, успел засветить ему в глаз. Выжил, гнида. Стучал. Когда кто-то пожег стога сена, именно к нему из области приехали вытряхивать сведения – кто?
Поп-расстрига. Ругался вслух матом, причем изощрённо, и старался максимально близко к окружающим.
Егерем работал бывший белогвардейский офицер. После гражданской осел в Чехии, женился на чешке, завел двух дочерей. Во вторую мировую вступил в подпольную группу сопротивления, затем в партизанский отряд, и был награжден советскими наградами. В 60х попросился домой на Родину. Ему вернули советское гражданство. Жена и дочки остались в Чехословакии, приезжали с внуками его навестить. Он был высокий, худой, прямой. Держал свору борзых. Ходил с ружьем. На участке у него были высажены ягодные кустарники, причем сортовые. У местных ягоды были мелкие. У него – крупные. Он рисовал, как-то пригласил в гости и показал свои работы.
Местные, особенно в пьяном состоянии, пытались с ним ссориться, обзывали контрой. Он один раз съездил в город, сходил куда надо – оттуда приехали и объяснили местным, что он имеет право жить на Родине. И что у него оружие, с которым он умеет управляться. Дошло. Отвязались.
Охоты – это было прямо горе. Приезжали из Москвы партийные боровы, тот же Брежнев, и убивали зверье. Причем зверье прикармливали и выводили под выстрел. Как то зверя сходу не нашлось, а Брежневу приспичило. Приволокли медвежонка, убитый он поместился как раз в детский рюкзачок.
Оставшихся от партийной бойни медвежат выхаживал Валентин Пажитнов. Даже на зиму в берлогу с ними ложился, чтобы приучить к нормальной медвежьей самостоятельной жизни.
Один из местных решил подлизаться к большому человеку, и поперся с корзинкой лесных даров к его Волге. Подошел, взялся за ручку двери – его охрана вырубила. Выжил.
Вместе с партийными бонзами возили таких же заграничных партайгеноссе. Привозили Вальтера Ульбрихта. Обратно его везли поздним вечером, а хаты все светятся через щели. Ему начали зубы заговаривать, чтоб он в сторону изб на бугре не смотрел. Ульбрихт рассмеялся, и сказал, что хорошо знает, как выглядит русская деревня.
Кстати, лампочка Ильича в заповедник пришла только в конце 60х.
Был там такой ученый Юра Титов. Балагур. Перед очередным приездом начальников ему велели на глаза не попадаться и в управление ЦЛГЗ не ходить.
Из Титовских шуток: идет делегация вдоль дороги и видит, что напротив поля лежат желтые кучи чего-то. Спрашивают «Что? - Удобрение – Почему? – Эксперимент 50 лет ставим: земля без удобрения, а вот что-то еще рожает».
В ЦЛГЗ мама экспериментировала. Там в лес километров на 10 была проложена тропинка в 2 доски. В глубине леса на опытных делянках отмерялись по 4 кв.м., в землю загонялись доски, обернутые полиэтиленовой пленкой, а над некоторыми – еще и натягивали полог из пленки. В лес носили 10литровые канистры с дистиллированной водой (в рюкзаке! 10 км! По жаре летом!). Ею поливали вместо дождя. Работёнка. Но по 70р платили.
Еще моя работа была ходить по лесу и кидать рамку Раунгофера. 50х50 см. Потом надо было пересчитать ВСЕ растения внутри этой рамки и пометить – кто где. В основном, кончено, пересчитывала мшинки. Мамина тема. К конце лета талия была тонюсенькая, я даже влезала в пояс прабабки.
В лесу видела лося, лису. Как-то раз ходили за малиной, заболталась с приятельницей, а с той стороны к нам пришел медведь. За нашей болтовней мы его не слышали, а он уже начал злиться, подревывать и бить лапой по веткам. Бабы нас утащили за подолы.
На змей в лесу не натыкалась. Рядом – да.
Ответвление 8. Змеи
Шла как-то в лес, по опушке, жара. Сняла очки, лицо подставила солнцу. Смотрю – впереди на скошенной опушке лежит коровья лепёшка. С чего бы одна? Подошла, ткнулась носом. Лепёшка развернулась в гадюку, поднялась на хвост. Затем я от нее – в лес бегом, она от меня – ползком в поле. Обе – на хорошей скорости.
По дороге в лес между двумя полями была огромная лужа. Она высыхала только в конце лета. Около этой лужи лежала старая гадюка. Всегда. Она даже от телеги не уползала. Я ее обходила по другой стороне лужи.
В ЦЛГЗ работали герпетологи – змееловы. Собирали змей, доили из них яд, сдавали за хорошие деньги. Тогда вроде грамм сухого яда стоил как грамм золота. Однажды шла из Столовой ( 4 км от деревни) домой в наш вагончик. Догоняет машина – обычный козлик. Предложили подвезти. Влезла, по бортам – железные ящики во всю длину. Села. Заболтали. Спрашиваю «Кто? – Герпетологи из МГУ – Откуда – С работы – А змеи где? – Под тобой в ящике». Как я сумела выпрыгнуть на ходу через борт на дорогу? Скорость по дорожным кочкам конечно небольшая, но высота борта примерно полтора метра над землёй. Москвичи только рты разинули – на все ушла секунда от силы.
Эти герпетологи, надоив змей, выкинули их возле деревни. Деревенские написали жалобу лично Леониду Ильичу: помилуй, заступись, научники змей на покосы выпустили. Как письмо дошло? Но приехали в деревню на Волге порученцы в штатском, выдали ЦУ (ценное указание) и в сентябре герпетологи отправились собирать гадюк по количеству, зафиксированному в их же документах. Напомню – 22 сентября змеи уходят в норы на зимнюю спячку. Да их после дойки и так поумирало много. И вот спящих змей из нор искали, представляли, и вывозили обратно в лес подальше.
Вот такая вертикаль власти.
Один из герпетологов поселился в деревне, обзавелся женой и детьми. Гадюки жили у него в обнесенном сеткой загоне, доил их как корову. Наш фургончик был за его домом. Идем мимо – по ограде ползет гадюка. Как-то выбралась. Мама взяла ветку и быстрым толчком спихнула ее обратно в загон. Главное – быстро, потому что змея может обвернуться вокруг палки и ужалить.
По осени в ЦЛГЗ давали машину для поездки за клюквой и брусникой. Находилась, ведро полное, решила уже выбираться. И попала в заколдованное место – между нескольких низкорослых березок на трех кочках по трем углам лежали три крупные гадюки. Увидев меня, подняли головы и громко зашипели. Я извинилась и тихо спиной оттуда пошла. Отпустили.
Не знаю, можно ли варана отнести к рептилиям, но был у того змеелова еще и варан из Средней Азии. Был, сидел на цепи, отвязался и сбежал. Добежал до шоссе Москва-Рига и попер в сторону запада. О дальнейшем его пути узнали в ЦЛГЗ из звонка обкомовских надзирателей: «Опять у вас там научники натворили?». Шум подняли гаишники – они обнаружили стоящие по шоссе грузовики. Водители несли какую-то околесицу: «Да, командир, принял малеха, честно сознаюсь. Ну вот и встал у обочины – просплюсь, поеду». Далее они как сговорившись несли уже явный бред про какого-то дракона, который шустро бежал на запад. Ну, повредились люди в уме с жары. Вопрос у правоохранителей вызвало удивительное совпадение показаний. Синхронность бреда обеспокоила. Донесли. Зато в обкоме дежурный сразу догадался, чьих это рук дело. И выписал очередную порцию люлей. Дракончика не нашли – мир его праху.
Потом полевые работы перенесли в Центрально-лесной государственный заповедник в Тверской (Калининской) области. Там сотрудники ЦЛГЗ и приезжие из университетов Ленинградского, Московского и пр. жили по избам. Избы были разные – с дырами и более-менее приличные. Жила там молодежь, набиравшая материалы на диссертацию. Большинство набирало и возвращалось в столицы. Некоторые оставались – свобода, голоса по радио слышны, тишина без партийной опёки. Для понимания ситуации расскажу о деревне.
Деревня искони была своеобразная, потому что стояла на границе Московского и Тверского княжеств. Через нее ходили войска, что впрямую отражалось на благосостоянии ее населения. Селились там бегуны от своих властей волостей/областей.
В 19м-20м веке там уже был некий заповедник для изучения природы, проложены специальные просеки, одна из них носила фамилию директора – немца, был небольшой музей с заспиртованными экспонатами.
В войну, как только немцы появились в деревне, жители ломанули в музей, разнесли там все к ебеней матери и выпили спирт из склянок с экспонатами. Потом начали бегать к поставленному немцами главе с доносами друг на друга, при этом на обысках таскали что могли себе как доносчику (мама нас с братом учила, что доносчику – первый кнут, ссылаясь на старомосковские уложения).
Были партизаны – как не быть? Мария Федоровна, продавщица в местном сельпо, у которой мама брала для нас молоко, рассказывала, как в войну к ее матери, оставшейся с детьми на руках, периодически наведывались то немцы, то партизаны – за продуктами. Обирали одинаково и те и другие. Для детей оставалось немного. Она залезала на печь, обкладывалась детьми и отбивалась от обеих воюющих сторон. Партизаны еще и ругали – за то, что продукты отдавала без радости.
После войны в эту деревню почему-то стягивались различные перекати-поле. Мужик, 14летним пацаном предавший наш партизанский отряд. Он был крив на один глаз – командир отряда, отстреливаясь от немцев, успел засветить ему в глаз. Выжил, гнида. Стучал. Когда кто-то пожег стога сена, именно к нему из области приехали вытряхивать сведения – кто?
Поп-расстрига. Ругался вслух матом, причем изощрённо, и старался максимально близко к окружающим.
Егерем работал бывший белогвардейский офицер. После гражданской осел в Чехии, женился на чешке, завел двух дочерей. Во вторую мировую вступил в подпольную группу сопротивления, затем в партизанский отряд, и был награжден советскими наградами. В 60х попросился домой на Родину. Ему вернули советское гражданство. Жена и дочки остались в Чехословакии, приезжали с внуками его навестить. Он был высокий, худой, прямой. Держал свору борзых. Ходил с ружьем. На участке у него были высажены ягодные кустарники, причем сортовые. У местных ягоды были мелкие. У него – крупные. Он рисовал, как-то пригласил в гости и показал свои работы.
Местные, особенно в пьяном состоянии, пытались с ним ссориться, обзывали контрой. Он один раз съездил в город, сходил куда надо – оттуда приехали и объяснили местным, что он имеет право жить на Родине. И что у него оружие, с которым он умеет управляться. Дошло. Отвязались.
Охоты – это было прямо горе. Приезжали из Москвы партийные боровы, тот же Брежнев, и убивали зверье. Причем зверье прикармливали и выводили под выстрел. Как то зверя сходу не нашлось, а Брежневу приспичило. Приволокли медвежонка, убитый он поместился как раз в детский рюкзачок.
Оставшихся от партийной бойни медвежат выхаживал Валентин Пажитнов. Даже на зиму в берлогу с ними ложился, чтобы приучить к нормальной медвежьей самостоятельной жизни.
Один из местных решил подлизаться к большому человеку, и поперся с корзинкой лесных даров к его Волге. Подошел, взялся за ручку двери – его охрана вырубила. Выжил.
Вместе с партийными бонзами возили таких же заграничных партайгеноссе. Привозили Вальтера Ульбрихта. Обратно его везли поздним вечером, а хаты все светятся через щели. Ему начали зубы заговаривать, чтоб он в сторону изб на бугре не смотрел. Ульбрихт рассмеялся, и сказал, что хорошо знает, как выглядит русская деревня.
Кстати, лампочка Ильича в заповедник пришла только в конце 60х.
Был там такой ученый Юра Титов. Балагур. Перед очередным приездом начальников ему велели на глаза не попадаться и в управление ЦЛГЗ не ходить.
Из Титовских шуток: идет делегация вдоль дороги и видит, что напротив поля лежат желтые кучи чего-то. Спрашивают «Что? - Удобрение – Почему? – Эксперимент 50 лет ставим: земля без удобрения, а вот что-то еще рожает».
В ЦЛГЗ мама экспериментировала. Там в лес километров на 10 была проложена тропинка в 2 доски. В глубине леса на опытных делянках отмерялись по 4 кв.м., в землю загонялись доски, обернутые полиэтиленовой пленкой, а над некоторыми – еще и натягивали полог из пленки. В лес носили 10литровые канистры с дистиллированной водой (в рюкзаке! 10 км! По жаре летом!). Ею поливали вместо дождя. Работёнка. Но по 70р платили.
Еще моя работа была ходить по лесу и кидать рамку Раунгофера. 50х50 см. Потом надо было пересчитать ВСЕ растения внутри этой рамки и пометить – кто где. В основном, кончено, пересчитывала мшинки. Мамина тема. К конце лета талия была тонюсенькая, я даже влезала в пояс прабабки.
В лесу видела лося, лису. Как-то раз ходили за малиной, заболталась с приятельницей, а с той стороны к нам пришел медведь. За нашей болтовней мы его не слышали, а он уже начал злиться, подревывать и бить лапой по веткам. Бабы нас утащили за подолы.
На змей в лесу не натыкалась. Рядом – да.
Ответвление 8. Змеи
Шла как-то в лес, по опушке, жара. Сняла очки, лицо подставила солнцу. Смотрю – впереди на скошенной опушке лежит коровья лепёшка. С чего бы одна? Подошла, ткнулась носом. Лепёшка развернулась в гадюку, поднялась на хвост. Затем я от нее – в лес бегом, она от меня – ползком в поле. Обе – на хорошей скорости.
По дороге в лес между двумя полями была огромная лужа. Она высыхала только в конце лета. Около этой лужи лежала старая гадюка. Всегда. Она даже от телеги не уползала. Я ее обходила по другой стороне лужи.
В ЦЛГЗ работали герпетологи – змееловы. Собирали змей, доили из них яд, сдавали за хорошие деньги. Тогда вроде грамм сухого яда стоил как грамм золота. Однажды шла из Столовой ( 4 км от деревни) домой в наш вагончик. Догоняет машина – обычный козлик. Предложили подвезти. Влезла, по бортам – железные ящики во всю длину. Села. Заболтали. Спрашиваю «Кто? – Герпетологи из МГУ – Откуда – С работы – А змеи где? – Под тобой в ящике». Как я сумела выпрыгнуть на ходу через борт на дорогу? Скорость по дорожным кочкам конечно небольшая, но высота борта примерно полтора метра над землёй. Москвичи только рты разинули – на все ушла секунда от силы.
Эти герпетологи, надоив змей, выкинули их возле деревни. Деревенские написали жалобу лично Леониду Ильичу: помилуй, заступись, научники змей на покосы выпустили. Как письмо дошло? Но приехали в деревню на Волге порученцы в штатском, выдали ЦУ (ценное указание) и в сентябре герпетологи отправились собирать гадюк по количеству, зафиксированному в их же документах. Напомню – 22 сентября змеи уходят в норы на зимнюю спячку. Да их после дойки и так поумирало много. И вот спящих змей из нор искали, представляли, и вывозили обратно в лес подальше.
Вот такая вертикаль власти.
Один из герпетологов поселился в деревне, обзавелся женой и детьми. Гадюки жили у него в обнесенном сеткой загоне, доил их как корову. Наш фургончик был за его домом. Идем мимо – по ограде ползет гадюка. Как-то выбралась. Мама взяла ветку и быстрым толчком спихнула ее обратно в загон. Главное – быстро, потому что змея может обвернуться вокруг палки и ужалить.
По осени в ЦЛГЗ давали машину для поездки за клюквой и брусникой. Находилась, ведро полное, решила уже выбираться. И попала в заколдованное место – между нескольких низкорослых березок на трех кочках по трем углам лежали три крупные гадюки. Увидев меня, подняли головы и громко зашипели. Я извинилась и тихо спиной оттуда пошла. Отпустили.
Не знаю, можно ли варана отнести к рептилиям, но был у того змеелова еще и варан из Средней Азии. Был, сидел на цепи, отвязался и сбежал. Добежал до шоссе Москва-Рига и попер в сторону запада. О дальнейшем его пути узнали в ЦЛГЗ из звонка обкомовских надзирателей: «Опять у вас там научники натворили?». Шум подняли гаишники – они обнаружили стоящие по шоссе грузовики. Водители несли какую-то околесицу: «Да, командир, принял малеха, честно сознаюсь. Ну вот и встал у обочины – просплюсь, поеду». Далее они как сговорившись несли уже явный бред про какого-то дракона, который шустро бежал на запад. Ну, повредились люди в уме с жары. Вопрос у правоохранителей вызвало удивительное совпадение показаний. Синхронность бреда обеспокоила. Донесли. Зато в обкоме дежурный сразу догадался, чьих это рук дело. И выписал очередную порцию люлей. Дракончика не нашли – мир его праху.
Комментариев нет:
Отправить комментарий