http://olga-andronova.livejournal.com/50633.html
Дальше по сценарию появился высокий толстый турок, который должен проверить одеяние патриарха перед тем, как тот войдет в Кувыклю, на предмет всего воспламеняющегося. До поры до времени этот тип, в феске и ярком одеянии, стал похаживать мимо Кувыкли. И углядел в толпе за моей спиной какую-то свою подружку. Возбудился как петух, раздул живот, расшиперил бороду и начал с ней беседовать в полный голос, повернувшись опять же задницей к нашим священникам на амвоне. Это было очень неприлично. Я стояла у него на пути, за загородкой. И этот боров через губу, потрясая пальцами перед моим лицом, потребовал, чтобы я подвинулась и пропустила его подружку к его пузу. Щаз-з-з!
Я этому недоумку простым английским языком сказала, что сегодня большой и светлый день пасхальной службы, сегодня и на сегодня весь этот Храм стал домом для всех православных, и если какому-то мэну приспичило пообщаться со своей подружкой, для этого есть задний двор, да любой угол и забегаловка, но ВНЕ ХРАМА. А он сейчас отойдет, и не будет портить мне великий праздничный день, чтобы я не расстроилась окончательно, и не огорчила бы его до безобразия.
Катя подумала, что я ему сейчас в рожу плюну. Ну, я не греки с армянами драчки устраивать на церковных службах, и не Лебедев, Жирик и Полонский для экранных развлекух, а вот плюнуть наверно могла бы. Уж такая рожа противная.
Турок пожевал губами, покраснел, попыхтел и ушел.
Перед нами вдоль загородок стояли израильские сторожа. Они демонстративно ни во что не вмешивались. Люди просили воды – откуда-то появилась упаковка с пластиковыми бутылочками. Вообще-то в Храм с бутылочками воды, как в самолет, нельзя. Но я с собой в рюкзачок прихватила. Воду быстро расхватали, и пустые бутылки повалились под ноги. Безобразие.
Народ сзади напирал, а загородками перед нами отделяли место вокруг Кувыкли для крестного хода. Я опять же по-английски, сказала израильскому офицеру, который стоял поблизости, что загородки надо бы чем-то сцепить, потому что они не устоят и завалятся. Упоры поднимутся, проедутся людям по ногам, и начнется очередное безобразие. Не сразу, но притащили провода и связали загородки.
То, что офицер говорил по-русски, он сказал только в конце, стервец.
Патриарх вошел в Кувыклю, мы молились (хотя, как сказал отец Александр, к той поре в душах у нас святого маловато оставалось) и по стенкам заплясал свет огня. Патриарх вышел, огонь пошел по свечам. Израильская охрана прыскала из маленьких портативных огнетушителей куда дотягивалась.
Тут, как раз офицер, несколько часов простоявший около меня, сказал мне по-русски, что можно уходить, и лучше побыстрее. Прямой выход в портал был перекрыт, слева в сторону туалета меня как-то с души воротило. И я сдуру поднялась на несколько ступенек в греческий придел. Именно что сдуру. Потому что проход насквозь был закрыт и забит людьми. Слева выход тоже. При входе стоял израильский офицер, уже англоязычный полностью. С мученической миной на лице он наблюдал за светопреставлением. Я стояла рядом с ним, душно, воняло горелым, народ размахивал огоньками. Общая эйфория. И тут вижу я, что между колонок вдоль входа в придел позапиханы старые ковры, сухие, пыльные, как осенние листья – труха, одним словом. (Это греки так убирались к празднику – выбросить пожалели). И если хоть на один упадет искра – все, пипец, приплыли. В такой толпе мигом образуется давка, люди одеты в легковоспламеняющуюся пеструю синтетику, куда их выводить, если снаружи все битком забито? Показала охраннику. Он охнул, перекрыл телом проход к коврикам, и попытался отжать толпу обратно. Перед нами стояли два греческих священника, и мы вдвоем им по-английски стали объяснять, что надо бы организовать выход народа в проход напротив или налево. Греки злорадно сообщили мне, что ключ от другого выхода у них, и фиг они его отдадут израильскому полицейскому. Я взяла одного из них за загривок, и подтолкнула к сухим коврам. Лицо вытянулось, дошло, и он тоже стал поперек прохода, не пуская людей со свечками. Израильский охранник с горестной миной мне сказал And it’s repeat every year. No security at all. No possibility to protect people. Where are you from? Сказала, что из России. Про Петербург он не знал, да и Россия его очевидно не заинтересовала. Заинтересовала его моя работа главным редактором: Publish in your paper about all this mesh. May be at last your tourists stay at home.
Тут оба священника стали организовывать выход народа, а меня израильский полицейский, осторожно выглянув за дверь, все-таки выпустил через этот, забитый горючим материалом, проход.
Дальше по сценарию появился высокий толстый турок, который должен проверить одеяние патриарха перед тем, как тот войдет в Кувыклю, на предмет всего воспламеняющегося. До поры до времени этот тип, в феске и ярком одеянии, стал похаживать мимо Кувыкли. И углядел в толпе за моей спиной какую-то свою подружку. Возбудился как петух, раздул живот, расшиперил бороду и начал с ней беседовать в полный голос, повернувшись опять же задницей к нашим священникам на амвоне. Это было очень неприлично. Я стояла у него на пути, за загородкой. И этот боров через губу, потрясая пальцами перед моим лицом, потребовал, чтобы я подвинулась и пропустила его подружку к его пузу. Щаз-з-з!
Я этому недоумку простым английским языком сказала, что сегодня большой и светлый день пасхальной службы, сегодня и на сегодня весь этот Храм стал домом для всех православных, и если какому-то мэну приспичило пообщаться со своей подружкой, для этого есть задний двор, да любой угол и забегаловка, но ВНЕ ХРАМА. А он сейчас отойдет, и не будет портить мне великий праздничный день, чтобы я не расстроилась окончательно, и не огорчила бы его до безобразия.
Катя подумала, что я ему сейчас в рожу плюну. Ну, я не греки с армянами драчки устраивать на церковных службах, и не Лебедев, Жирик и Полонский для экранных развлекух, а вот плюнуть наверно могла бы. Уж такая рожа противная.
Турок пожевал губами, покраснел, попыхтел и ушел.
Перед нами вдоль загородок стояли израильские сторожа. Они демонстративно ни во что не вмешивались. Люди просили воды – откуда-то появилась упаковка с пластиковыми бутылочками. Вообще-то в Храм с бутылочками воды, как в самолет, нельзя. Но я с собой в рюкзачок прихватила. Воду быстро расхватали, и пустые бутылки повалились под ноги. Безобразие.
Народ сзади напирал, а загородками перед нами отделяли место вокруг Кувыкли для крестного хода. Я опять же по-английски, сказала израильскому офицеру, который стоял поблизости, что загородки надо бы чем-то сцепить, потому что они не устоят и завалятся. Упоры поднимутся, проедутся людям по ногам, и начнется очередное безобразие. Не сразу, но притащили провода и связали загородки.
То, что офицер говорил по-русски, он сказал только в конце, стервец.
Патриарх вошел в Кувыклю, мы молились (хотя, как сказал отец Александр, к той поре в душах у нас святого маловато оставалось) и по стенкам заплясал свет огня. Патриарх вышел, огонь пошел по свечам. Израильская охрана прыскала из маленьких портативных огнетушителей куда дотягивалась.
Тут, как раз офицер, несколько часов простоявший около меня, сказал мне по-русски, что можно уходить, и лучше побыстрее. Прямой выход в портал был перекрыт, слева в сторону туалета меня как-то с души воротило. И я сдуру поднялась на несколько ступенек в греческий придел. Именно что сдуру. Потому что проход насквозь был закрыт и забит людьми. Слева выход тоже. При входе стоял израильский офицер, уже англоязычный полностью. С мученической миной на лице он наблюдал за светопреставлением. Я стояла рядом с ним, душно, воняло горелым, народ размахивал огоньками. Общая эйфория. И тут вижу я, что между колонок вдоль входа в придел позапиханы старые ковры, сухие, пыльные, как осенние листья – труха, одним словом. (Это греки так убирались к празднику – выбросить пожалели). И если хоть на один упадет искра – все, пипец, приплыли. В такой толпе мигом образуется давка, люди одеты в легковоспламеняющуюся пеструю синтетику, куда их выводить, если снаружи все битком забито? Показала охраннику. Он охнул, перекрыл телом проход к коврикам, и попытался отжать толпу обратно. Перед нами стояли два греческих священника, и мы вдвоем им по-английски стали объяснять, что надо бы организовать выход народа в проход напротив или налево. Греки злорадно сообщили мне, что ключ от другого выхода у них, и фиг они его отдадут израильскому полицейскому. Я взяла одного из них за загривок, и подтолкнула к сухим коврам. Лицо вытянулось, дошло, и он тоже стал поперек прохода, не пуская людей со свечками. Израильский охранник с горестной миной мне сказал And it’s repeat every year. No security at all. No possibility to protect people. Where are you from? Сказала, что из России. Про Петербург он не знал, да и Россия его очевидно не заинтересовала. Заинтересовала его моя работа главным редактором: Publish in your paper about all this mesh. May be at last your tourists stay at home.
Тут оба священника стали организовывать выход народа, а меня израильский полицейский, осторожно выглянув за дверь, все-таки выпустил через этот, забитый горючим материалом, проход.
Комментариев нет:
Отправить комментарий